О чем думает моя голова

Селиверстов выздоровел. Теперь он стал приходить ко мне делать уроки. Я познакомила его с мамой. Маме Селиверстов понравился. И вот что я вам скажу: не такой уж он в самом деле плохой, Селиверстов! Во-первых, он теперь учится хорошо, и Вера Евстигнеевна его хвалит. Во-вторых, он больше ни с кем не дерётся. В-третьих, он научил наших мальчишек делать змея с хвостом. А в-четвёртых, он всегда ждёт меня в раздевалке, не то что Люська! И я всем так говорю: — Вот видите, вы думали, Селиверстов плохой. А Селиверстов хороший! Селиверстов не парень, а золото

Он ходил по самому краю и ничего не боялся. Мы с Люськой, задрав головы, глядели на кровельщика.

Я лежала и думала: «Я уже целых пять дней больна, а она ни разу ко мне не зашла! Какая же она подруга после этого?» Подумаешь, обиделась на меня из-за какой-то чепухи! Я сказала, что она хоть и отличница, а глупая, книжек не читает, зубрит одни учебники… Так чего же обижаться, если это правда? И потом, у меня уже тогда температура высокая была — тридцать семь и две. Разве можно обижаться на больного человека? Вот возьму и тоже на неё обижусь! И никогда не прощу! Пусть подлизывается, пусть прощения просит — ни за что её не прощу! В прихожей зазвонил звонок. Пришёл Коля. Он вошёл в комнату, сел на стул и сказал: — Привет. Как себя чувствуешь? Как температура? — Спасибо, Коль. Плохо я себя чувствую. Температура очень высокая — тридцать шесть и семь! — Наверное, тридцать семь и шесть, — сказал Коля. — Наверно. Может, даже больше. Знаешь, ничего есть не хочется, кроме апельсинов и зефира в шоколаде. Даже уроки делать не хочется. Я вчерашнее домашнее задание так и не сделала, представляешь? — Представляю, — сказал Коля. — Это очень плохо. Запустишь всё. Ты и так последнее время на одних троечках ползёшь. — Ну и что? — сказала я. — Хочу и ползу! Это, между прочим, не твоё дело! — А чьё же? Кто, интересно, у нас звеньевой? Кстати, мы сегодня проводили сбор звена и решили ко всем отстающим прикрепить шефов. Коростылёва будет с Ивановым заниматься, Мухина с Длиннохвостовой, а к тебе прикрепили Косицыну, чтобы она тебя подтягивала. Ясно? — Ещё чего не хватало! — закричала я. — Пусть только попробует меня подтягивать, я её с лестницы спущу! Коля вытаращил глаза: — Ты что, с ума сошла? Вы же подруги! — Больше она мне не подруга! — Не пойму я. То вас водой не разольёшь, а то друг на друга глядеть не хотите. Ненормальные какие-то

Ну не плачь! Прошу тебя, не плачь! Слушай, ты же подтягивать меня пришла? Что же ты плачешь? Тебя прикрепили ко мне или не прикрепили? А ну, отвечай: прикрепили или нет? — Прикре… прикрепили, — всхлипнула Люська. — Так что же ты сидишь? Подтягивай меня скорее! Слышишь? Съешь яблоко и начинай меня подтягивать, ладно? Люсь, ну ладно? Ладно? Только не плачь, пожалуйста, очень тебя прошу-у-у! — Ладно, — тяжело вздохнула Люська, снова прерывисто всхлипнула и в первый раз за всё это время посмотрела мне прямо в лицо грустными мышиными

«КАК ПРОВОЖАЮТ ПАРОХОДЫ…» Было утро. Было воскресенье. Мы с Колей сидели на дереве. На большой раскидистой ветке. Мы ели хлеб с вареньем и болтали ногами. Над нами важно проплывали толстые белые облака, а солнце светило изо всех сил, и макушка у меня стала горячая, как печка. — Коль, давай каждый день по деревьям лазить! Утром будем залезать, а вечером слезать. И обедать будем на дереве, и уроки учить, а в школу ходить не будем. — Давай. Я высоту люблю. Обязательно лётчиком стану, когда вырасту. — Коль, а мне кем стать? — Артисткой. Ты поёшь здорово. — Правда, Коль?! Честное слово, я хорошо пою? — Мне нравится. Вот ты вчера во дворе пела «Как провожают пароходы», а я сидел дома и слушал. Я даже радио выключил.

— И ей привезли арбуз. Всё-таки несправедливо. Почему всё ей? — Ты будешь петь дальше? — сказал Коля. — И груши, — сказала я. И мне захотелось плакать. Тут Коля посмотрел на меня как-то странно. — Ну ладно, я пойду, — вдруг сказал Коля. — Ты меня, пожалуйста, извини. Меня ждёт мама. Он повернулся и пошёл. — Коль! Он не остановился. Он шёл к подъезду. Ну и пусть! Много о себе думает! Что я такого сказала? Ну что? Коля уходил. Я знала, почему он уходит. Колина спина мелькнула на площадке второго этажа. Я знала, знала, почему он уходит! — Постой! — крикнула я и побежала его догонять. Я догнала его только на третьем этаже. — Коль! — забормотала я. — Подожди! Ну подожди, пожалуйста! Я… я хочу тебе одну загадку загадать. Знаешь, какая загадочка отличная! Ни за что не отгадаешь. Правда-правда! Вот послушай… А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе? — Знаю я эту загадку, — хмуро сказал Коля. — Коль, — сказала я. — Ты не думай!.. Не думай… Честное слово, я не такая! Я прямо сама не знаю, что на меня нашло! Подумаешь — туфли! Да у меня ведь есть новые туфли! И арбуз — ерунда! Мой папа сколько хочешь таких арбузов может привезти… И груши… Мы спустились с лестницы и вышли во двор. — А ты всё-таки спой, — сказал Коля. — Ведь ты не кончила. И я запела: Как провожают пароходы-ы, Совсем не так, как поезда-а-а… В окне в своём новом платье стояла Люська. Она ела грушу.

не свалилась. — Спокойно! — сказал Коля. — Не волнуйся, а то они нас увидят. — И вообще у неё слуха нет, — сказала Люська. — Ты даже не представляешь, как я с ней измучилась, пока я её научила петь «Как провожают пароходы». — Не ври, Люська, — не выдержала я. — Как не стыдно врать! — Ага! — сказал Павлик. — Она точно где-то здесь! Люська завертела головой во все стороны. — Ну вот, я пошутила, а ты уж и поверил, — сказала она громким голосом. — «Как провожают пароходы» — это она меня научила. И «Ладу» и «Русское поле». А зато я её арию Ленского научила петь. А арию Ленского в сто раз интересней петь, чем «Русское поле»! И пусть не воображает, что лучше всех поёт. Подумаешь, певица нашлась! Она потянулась. — Вчера Сергей Фёдорович приехал, — сказала она всё так же громко. — Привёз мне во-от такой арбуз! И груши во-от такие! И сегодня мы с ним идём на балет «Доктор Айболит». Сейчас надену своё синее платье, туфли надену новые — красные, с дырочками — и пойдём. И она ушла. Павлика позвали, и он тоже ушёл. Мы с Колей слезли с дерева. Всё обошлось хорошо. Никто нас не видел. Никто не ругал. Я даже почти не поцарапалась. Солнце светило так же ярко. Облака были такие же белые. И было тепло. И было ещё утро. И было воскресенье. Но настроение у меня было испорчено. — Она пошла смотреть «Доктора Айболита», — сказала я. — А я так давно мечтала о «Докторе Айболите»! — Люсь, — сказал Коля, — ты ведь не кончила. Спой дальше, а! — И туфли у неё новые… Я посмотрела на свои потрескавшиеся сандалии. — Люсь, ну спой, пожалуйста.

— А хочешь, я сейчас спою? — Давай. И я запела: Как провожают пароходы-ы, Совсем не так, как поезда-а-а… Я ужасно старалась. Украдкой я посматривала на Колю. У Коли было задумчивое и серьёзное лицо. Он смотрел вдаль. Может быть, он думал о том, как станет лётчиком, когда вырастет. Вода, вода, — Кругом вода… — пела я. И вдруг я услышала: — Эй, Люська, где ты? Под деревом стоял Павлик Иванов. Мы с Колей замерли. От этого Иванова только и жди неприятностей! Ведь он всем разболтает, что мы на дерево залезли. И достанется же нам тогда от родителей! И во дворе станут дразнить «жених и невеста»… Иванов походил вокруг песочницы, поглядел по сторонам. — Люська! — заорал он. — Выходи! Я тебя нашёл! Ты в подвале сидишь! В это время из подъезда вышла моя Люська. — С чего это ты решил, что я в подвале сижу? — удивилась Люська. — Да не ты! — сказал Павлик Иванов. — Тут Синицына где-то спряталась и оттуда поёт. Давай её искать? — Вот ещё! — сказала Люська. — Сама отыщется… И потом, разве она умеет петь? Пищит, как цыплёнок. Слушать противно! — Всё-таки странно, — сказал Павлик. — Где же она? Я слышал её голос где-то рядом. — Да что ты заладил — «её голос, её голос»! Только и слышу со всех сторон: «Ах, какой у Синицыной голос! Ах, как Синицына хорошо поёт!..» Да если хочешь знать, это я её всем песням научила! Это было такое враньё, что я чуть с дерева

Знаешь, какая загадочка отличная! Ни за что не отгадаешь. Правда-правда! Вот послушай… А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, кто остался на трубе? — Знаю я эту загадку, — хмуро сказал Коля. — Коль, — сказала я. — Ты не думай!.. Не думай… Честное слово, я не такая! Я прямо сама не знаю, что на меня нашло! Подумаешь — туфли! Да у меня ведь есть новые туфли! И арбуз — ерунда! Мой папа сколько хочешь таких арбузов может привезти… И груши… Мы спустились с лестницы и вышли во двор. — А ты всё-таки спой, — сказал Коля. — Ведь ты не кончила. И я запела: Как провожают пароходы-ы, Совсем не так, как поезда-а-а… В окне в своём новом платье стояла Люська. Она ела грушу.

— Ага! — сказал Павлик. — Она точно где-то здесь! Люська завертела головой во все стороны. — Ну вот, я пошутила, а ты уж и поверил, — сказала она громким голосом. — «Как провожают пароходы» — это она меня научила. И «Ладу» и «Русское поле». А зато я её арию Ленского научила петь. А арию Ленского в сто раз интересней петь, чем «Русское поле»! И пусть не воображает, что лучше всех поёт. Подумаешь, певица нашлась! Она потянулась. — Вчера Сергей Фёдорович приехал, — сказала она всё так же громко. — Привёз мне во-от такой арбуз! И груши во-от такие! И сегодня мы с ним идём на балет «Доктор Айболит». Сейчас надену своё синее платье, туфли надену новые — красные, с дырочками — и пойдём. И она ушла. Павлика позвали, и он тоже ушёл. Мы с Колей слезли с дерева. Всё обошлось хорошо. Никто нас не видел. Никто не ругал. Я даже почти не поцарапалась. Солнце светило так же ярко. Облака были такие же белые. И было тепло. И было ещё утро. И было воскресенье. Но настроение у меня было испорчено. — Она пошла смотреть «Доктора Айболита», — сказала я. — А я так давно мечтала о «Докторе Айболите»! — Люсь, — сказал Коля, — ты ведь не кончила. Спой дальше, а! — И туфли у неё новые… Я посмотрела на свои потрескавшиеся сандалии. — Люсь, ну спой, пожалуйста. — И ей привезли арбуз. Всё-таки несправедливо. Почему всё ей? — Ты будешь петь дальше? — сказал Коля. — И груши, — сказала я. И мне захотелось плакать. Тут Коля посмотрел на меня как-то странно. — Ну ладно, я пойду, — вдруг сказал Коля. — Ты меня, пожалуйста, извини. Меня ждёт мама. Он повернулся и пошёл. — Коль! Он не остановился. Он шёл к подъезду. Ну и пусть! Много о себе думает! Что я такого сказала? Ну что? Коля уходил. Я знала, почему он уходит. Колина спина мелькнула на площадке второго этажа. Я знала, знала, почему он уходит! — Постой! — крикнула я и побежала его догонять. Я догнала его только на третьем этаже. — Коль! — забормотала я. — Подожди! Ну подожди, пожалуйста! Я… я хочу тебе одну загадку загадать.