Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера

Зингер и дальше продолжает пристально всматриваться во все происходящее в душе его героя,

трагедию той части еврейской интеллигенции, которая сумела спастись от Катастрофы, эмигрировав в США, но так и не нашла себе места в этой стране.

Вместе с тем задача писателя заключается в том, что, развлекая читателя той или иной необычной историей, он одновременно невольно заставляет его примерить на себя «шкуру» героя, ощутить всю реальность повествования и вынести из прочитанного некий новый духовный опыт.

ибо сама литература, по его мнению, родилась именно как лекарство от съедающей человечество еще на самой заре его существования скуке и таковой и должна оставаться.

смысл просматривается достаточно четко: у евреев нет другого пути сохранить себя и обрести душевное равновесие, кроме как вернуться к вере отцов и… вернуться жить на их землю.

И вместе с тем уже в «Имении», утверждает Ша-Лаван, Зингер показал, что тот, кто вырос на еврейских ценностях и затем отказался от них, будучи не в состоянии принять ценности иного мира, в итоге утрачивает всякую духовную опору и становится глубоко несчастным человеком.

подлинная литература основывается на осмыслении не настоящего, а прошлого – пусть и недавнего прошлого. Современность же по Зингеру – это область интересов журналистов и социологов, но никак не писателей.

Зингер не просто, как он сам говорит, стремится запечатлеть, сохранить для истории погибший в Катастрофе мир польского еврейства.
Нет, он напоминает оставшимся в живых евреям, что те ценности, та вера, которую несли в себе эти люди, были подлинными ценностями и подлинной верой, и потому не стоит так спешить с отказом от этого наследия, как это делают многие его современники-соплеменники.

Я твердо убежден, что суд будущего будет основан на принципах Бет-Дина, – если, конечно, в нравственном смысле мир пойдет вперед, а не назад».

выясняется, что единственное место, где еще сохранился тот исчезнувший еврейский мир – это страницы книг. Там он еще продолжает существовать:

«На чердаке, когда-то принадлежавшем бондарю Вэлвлу, среди рассхошихся бочек валяются несколько книг на трефном идиш-тайч. Тут и сижу я, последний на свете бес. Ем пыль, сплю на оторванном гусином крыле, которым хозяйка когда-то маслила сковородку. И читаю, читаю… печалюсь и радуюсь. Буквы еврейские, наш алеф-бейс. Алфавит уничтожить они не смогли!..»

В отличие от тишевицкого раввина, герой другого рассказа Зингера «Зейделиус, папа римский» поддается на уговоры беса и, одержимый тщеславием, соблазненный обещанием сделать его епископом или даже папой, он отрекается от своего еврей