Пиранези

Я думаю о докторе Кеттерли, и в голове возникает образ. Это воспоминание о статуе в девятнадцатом северо-западном зале. Мужчина стоит на коленях, рядом с ним меч, разбитый на пять частей. Рядом лежат осколки шара. Мужчина разбил шар мечом, потому что хотел его понять, а теперь видит, что загубил и шар, и меч. Он озадачен и отказывается принять, что шар разбит и ни на что не годен. Он собрал часть осколков и пристально смотрит на них в надежде, что когда-нибудь они откроют ему новое знание.

После ухода Рафаэль я задумался о ее словах. Я не мог вообразить, как можно не хотеть человеческого общества. (Хотя доктор Кеттерли и впрямь иногда меня раздражал.) Я вспомнил, как Рафаэль задумалась про Обитателей Ниши, кто из них убитый, и просто от мысли, что ей пришел в голову такой вопрос, Мир сразу стал мрачнее, печальнее.
Может, так всегда бывает, когда ты с другими людьми. Может, люди, которых ты любишь и которыми бесконечно восхищаешься, иногда показывают тебе Мир таким, каким ты его видеть не хочешь. Может, Рафаэль именно это имела в виду.

И раз Дом стирает твои воспоминания, значит у него есть на то причины.
Но я их не понимаю.
Не важно. Ты — Возлюбленное Дитя Дома. Утешься этим.
И я утешился.

А вот Пророк определенно человек жестокий.
Знаешь, я не жалею, что отказался тебя принять, когда ты просил о встрече. Твое письмо… Мне показалось, что писал наглый сопляк. Наверное, ты таким и был.
Из всего сказанного Пророком эти слова были самыми непонятными. Я никогда не писал ему писем. Да и как я мог ему написать, если только вчера узнал о его существовании? Возможно, ему писал кто-то из Мертвых — Стэн Овенден или бедный Джеймс Риттер, — а Пророк меня с ним спутал. Либо пророки воспринимают время иначе, чем остальные люди. Быть может, я напишу ему письмо в будущем.

улыбнулся Другому, ожидая ответа в полной уверенности, что услышу нечто интересное.
Однако Другой лишь смотрел на меня озадаченно. Озадаченно и слегка испуганно.
Долгое молчание.
— Вообще-то… — начал Другой, затем вроде бы передумал говорить то, что поначалу собирался. — Вообще-то, не важно, где мы с ним встретились. И мне сейчас некогда об этом говорить. Мне нужно… я хочу сказать, что не могу сегодня задерживаться. Просто хотел тебя предупредить. В смысле, насчет номера шестнадцать.
Он быстро кивнул, забрал свои блестящие устройства и зашагал в сторону Первого Вестибюля.

— А не может такого быть, чтобы ты ошибся? — спросил я. — Вдруг это недоразумение? Когда появится номер шестнадцать, я могу с ним побеседовать и объяснить, что ты Хороший Человек со множеством Замечательных Качеств. Он убедится, что его враждебность к тебе не имеет разумных оснований.
Другой улыбнулся:
— Как похоже на тебя, Пиранези, искать хорошее в любой ситуации. К сожалению, в данном случае это невозможно. Потому-то я и не рассказывал тебе про номер шестнадцать. Ты думаешь, номер шестнадцать можно убедить разумными доводами. Но увы, это не так. Номер шестнадцать ненавидит все, что ценно и желанно для нас. Включая разум. Номер шестнадцать хочет уничтожить в том числе разум.

Теперь я назову третью причину. Но прежде ты должен выслушать кое-что еще. — Он пристально, испытующе посмотрел мне в лицо. — Это самое главное, что мне предстоит сказать. Пиранези, ты не первый раз говоришь мне, что хочешь отказаться от поисков знания. Я не первый раз объясняю тебе, почему это неправильно. Все, что мы сейчас сказали, — все это мы говорили раньше.
— Я… Что? — Я изумленно заморгал. — Что… Нет. Нет. Это не так.
— Боюсь, что именно так. Понимаешь, лабиринт вытворяет с сознанием разные фокусы. Вызывает забывчивость. Если не быть осторожным, он может полностью разрушить личность.
Я был совершенно ошеломлен.
— Сколько раз мы об этом говорили? — выговорил я наконец.
Другой ненадолго задумался.
— Сегодня третий раз. Есть определенная закономерность. Мысль отказаться от поисков знания посещает тебя примерно раз в полтора года. — Он глянул мне в лицо и проговорил сочувственно: — Знаю. Знаю. Такое нелегко принять.

Дом ценен потому, что он — Дом. Он самодостаточен. Он не средство для достижения цели.

понял, что в поисках Знания мы смотрим на Дом как на загадку, которую нужно распутать, текст, который надо истолковать, и если мы когда-нибудь обретем Знание, то Дом как будто утратит Ценность, превратится в простой антураж.