ru
Генри Миллер

Замри, как колибри

Avise-me quando o livro for adicionado
Para ler este livro carregue o arquivo EPUB ou FB2 no Bookmate. Como carrego um livro?
Виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, Генри Миллер прославился не только исповедально-автобиографическими романами, но и мемуарно-публицистическими очерками, в которых продолжает рассказывать о множестве своих друзей и знакомых, без которых невозможно представить современное искусство и литературу. Вашему вниманию предлагается один из сборников его документальных рассказов и художественной эссеистики «Замри, как колибри», переведенный на русский язык впервые. Также в книгу входят две представленные в новой редакции повести: «Улыбка у подножия веревочной лестницы», написанная по заказу знаменитого художника Фернана Леже и призванная сопровождать сборник его работ на тему цирка, и «Бессонница, или Дьявол на воле» — история любви уже пожилого Миллера к его последней жене — японской киноактрисе и джазовой певице.
Este livro está indisponível
342 páginas impressas
Já leu? O que achou?
👍👎

Impressões

  • Александр Журовcompartilhou uma impressãohá 8 anos

    Непристойность, грязь, самолюбование и тотальный эксгибиционизм – что-то такое приходит на ум не слишком искушенному читателю в связи с именем Генри Миллера. Он и вошёл в литературу с черного хода – через скандал, плевком в лицо обществу и разгоняющейся современности. Не первый и не единственный на этом пути. Но и несводимый к цветам зла, самовластно возросшим на почве французской изысканности и подпитывающимся духом русского подполья.

    Ведь прежде всего Миллер американец. И сборник эссе «Замри, как колибри», опубликованный в начале 1960-х и впервые переведенный на русский язык в прошлом году, дает тому дополнительное подтверждение. Собственно, и сам Миллер предваряет свои эссе, заметки и рецензии предисловием, в котором привычный для писателя эпатаж отставляется в сторону, давая место едва ли не оправданию: «Каким уничижительным прозвищем обзовете вы меня теперь? Может быть, антиамериканец? Боюсь, не подойдет, я ведь ещё в большей мере американец, нежели вы, только под другим знаком». И в этом себя обнаруживает не только прямое обращение к американскому читателю, с которым у Миллера отношения всегда были натянутыми, но и отчетливое понимание собственного места на карте современной культуры. Сколько бы он ни клеймил прагматичную Америку, сколько бы ни восхищался культурными сокровищами Европы и ни зачитывался Достоевским, сколько бы ни всматривался в мистический опыт Востока и сияющую судьбу Греции, по самому способу своей жизни Генри Миллер всегда оставался американцем и принадлежит он к американской интеллектуальной традиции. Впрочем, он отлично понимал это сам, говоря, что у него «Европа, зачастую составляющая Америке выигрышный контраст, показана Европой, какую мог открыть для себя только американец».

    Свой скепсис по отношению к американскому образу жизни Миллер прямо соотносит с идеями Торо, Уитмена, Эмерсона. Но с ними же связано и видение истинной Америки, некогда сбившейся и обезумевшей, но ещё не потерянной. Впрочем, сборник «Замри, как колибри» не дает полного представления об этом переоткрытии Нового Света, которое совершил Миллер, переехав в 1940 году в Биг-Сур. С этой задачей справляется его роман «Биг-Сур и апельсины Иеронима Босха». Зато интересующие нас эссе дополняют портрет Миллера-американца и позволяют лучше понять его этическую позицию. Что ещё важнее, все эти некогда разрозненные тексты в очередной раз акцентируют те фундаментальные проблемы, которые стоят перед современной цивилизацией. К сожалению, с каждым годом их актуальность лишь возрастает. «Человеку удалось проявить себя мыслителем; ему удалось проявить себя творцом; ему удалось проявить себя мечтателем. Но ему еще предстоит доказать, что он – до конца человек».

    http://literratura.org/criticism/1559-aleksandr-zhurov-chas-cheloveka.html

Citações

  • Дарьяfez uma citaçãohá 10 anos
    Человек, достигнув желаемого или, если хотите, состояния блаженства, перестает играть в Творца. Я имею в виду, что он больше не чувствует необходимости рисовать, писать картины, изображать посредством слов или музыки то, что видит вокруг. Он может воспринимать вещи такими, какие они есть. Он обнаруживает, просто глядя на мир непредвзятым взглядом, что все существующее — шедевр. Зачем писать картины? Для кого? Наслаждайся тем, что видишь. Этого вполне достаточно. Тот, кто способен на такое, — подлинный художник. Мы же, остальные, кому необходимо на всем, к чему прикасаемся, ставить свое имя, — просто подражатели.
  • Анастасия Шкуринаfez uma citaçãohá 10 anos
    Cначала сломанный палец ноги, потом — разбитый лоб и, наконец, разбитое сердце. Но, как я уже где-то сказал, человеческое сердце разбить нельзя. Это только кажется, что оно разбито. На самом деле страдает душа. Но и у души достаточно сил, и, если захотеть, можно ее воскресить.
    Так или иначе, сломанный палец будил меня всегда в три утра. Колдовской час — потому что именно в это время я больше всего думал о ней, о том, что она сейчас делает. Она была Дитя ночи и первых проблесков зари. Не ранней пташкой, которая клюет, но ранней пташкой, чья песня рождает смятение и панику. Пташкой, роня­ющей крохотные семена тоски на твою подушку.
    В три утра, когда отчаянно влюблен и гордость не поз­воляет воспользоваться телефоном, особенно если подозреваешь, что ее нет дома, хочется наброситься на себя и ужалить, как скорпион. Или писать ей письма, которые никогда не отправишь, или мерить шагами комнату, проклинать и умолять, напиться или сделать вид, что покончишь с собой.
    Какое-то время спустя вся эта бодяга тебе надоедает. Если ты творческая личность — помни, в такой момент ты просто полное ничтожество, — то спрашиваешь себя, нель­зя ли что-то извлечь из своего страдания. Именно это в один прекрасный день и случилось со мной часа в три утра. Я вдруг решил взять краски и изобразить свои мучения. Только сейчас, когда я пишу эти строки, до меня наконец дошло, какой, должно быть, я эксгибиционист.
    Что и говорить, не всякий поймет, что в этих ошалелых акварелях я изобразил страдание. Кое-кто сочтет их совершенно уморительными. Ну да, обхохочешься — смехом, от которого разрывается сердце. Весь этот бред — откуда он, если не от извращенного чувства юмора?
    (Может, это началось давным-давно, с другой, с первой, для которой я купил свой первый букетик фиалок, и когда хотел протянуть его ей, цветы выскользнули из руки, и она нечаянно (?) наступила на них и раздавила.) Такие пустяки способны здорово расстроить, когда молод.
  • Дарьяfez uma citaçãohá 10 anos
    В самом скромном предмете мы можем найти то, что ищем, — красоту, истину, божество. Художник не творит их, он их открывает в процессе создания картины. Когда это становится ему понятно, он способен продолжать без риска совершить грех, потому что тогда он еще и осознает, что ничего не изменится, напишет он свою картину или нет. Человек поет не потому, что надеется в один прекрас­ный день выйти на сцену в опере; он поет потому, что радость переполняет его сердце. Это прекрасно — слушать замечательную оперу, но еще прекрасней — повстречать на улице счастливого бродягу, который не может не петь, потому что у него радостно на душе. И этот ваш счастливый бродяга вовсе не ждет, что ему за исполнение кинут монетку. Он и не знает, что значит слово «исполнение». Не денег ради человек делится своей радостью — она все­гда только дарится.

Nas estantes

fb2epub
Arraste e solte seus arquivos (não mais do que 5 por vez)