Пастырь добрый

– Когда я умру, Вальтер, меня похоронят прямо здесь, перед вашим столом. А на могильном камне будет высечено: «In culpa sum[14]»…
– Я сдохну первым, – отозвался Керн ледяным голосом. – И на могиле моей напишут «Qua tu vadis, Gaesse?[15]».

Ланцу он сегодня сказал правду – невзирая на раны и временами смертельную без преувеличения опасность, эта часть работы притягивала не менее (или, быть может, более?..), чем impetus mentium[31] загадок и тайн самих дознаний.

Во славу Господа и малефиция прокатит.

Мир огромен и недружелюбен, как не раз говорил старик Бюшель, а ты – мелкая сопля, которую Создатель в этот мир ненароком вчихнул и которую когда-нибудь так же невзначай сотрет рукавом.

общаясь подолгу с теми, кто не вызывает откровенно неприязненных чувств, поневоле привязываешься.

До́ смерти не хочется помирать.

Наверняка в самом возвышенном состоянии духа…

свое удовольствие – это славно, – перебил Ланц. –

небезуспешно, даже почти уж было отвык, и отвык бы совершенно – если б только не помер.

Однако ж вот что я тебе расскажу, Хоффмайер. Жил один монах – строгий в подвигах и вообще образец для подражания; однажды задумал этот монах отучиться от пищи вовсе, дабы требования грешного тела не были помехой возвышению духа. Отучался он долго, небез