Гарсоньерка

Каждый вечер я даю себе полчаса передышки, полчаса одиночества, чтобы выбраться из полосы неудовлетворенности, фрустрации или отчаяния, куда загоняет меня все, что приходится выслушивать за день

что, если наши неврозы связаны не с нашим прошлым, как всегда думают, а с нашим будущим, что, если это сигналы тревоги?

Такая таинственная жизнь у воспоминаний: могут поддаться, а могут и отказать... Воспоминания свободны. Они нами играют. Они уменьшаются, расширяются, сжимаются, избегают нас или испепеляют. Порожденные жизнью, они становятся ее хозяевами. Войско времени, с помощью которого время сводит нас с ума. Без воспоминаний мы были бы свободными людьми. Память — злая волшебница времени. Воспоминания — его темные силы. Ни одно воспоминание не дарит настоящей радости, безмятежности. Сожаления, угрызения совести, воспоминания... как много у нас внутри не в лад дребезжащих колокольчиков. И чем дольше мы живем, тем более нестройной делается мелодия воспоминаний. Ты думаешь, что стал самим собой, но нет, ты — это всего лишь твои воспоминания.

обратного действия, как бы она снова не впала в слезное отупение, но ничего такого не произошло, Лисандра

Иным никогда и не дойти до такой степени отчаяния: каждому из нас свойствен определенный градус тех чувств, которые для всех нас называются одинаково, которые все мы способны испытать, но мы слишком часто об этом забываем, стремясь сделать их универсальными,а моя профессия ежедневно напоминает мне, что не для всех глагол «страдать» означает однои то же.

Кофе только счастливым людям уснуть мешает, а другим и без кофе не спится.

— Даже если тебе до смерти охота по всему свету растрезвонить, что ты обслуживал убийцу, убийцей он от этого не становится, — не допускающим возражений тоном произносит она.

Долголетие — самая страшная женская трагедия, нам дали отсрочку, но за это время у нас отнимают всё.

Но мне кажется, убить — это и есть предел отчаяния.

Книгу в отличие от мужчины можно удержать в руках насильно.