Маленькая книжка о большой памяти (ум мнемониста)

«...А «взвешивать слова»... Разве можно их взвешивать? Взвешивать — я вижу большие весы, как были в Р., в нашей лавочке, вот на чашку кладут хлеб, а на другой гиря, вот стрелка идет в сторону, вот она останавливается посередине... А тут — «взвешивать слова!»... «...Один раз жена Л. С. Выготского сказала мне: «Вам нельзя на минутку подкинуть Асю?» — и я уже вижу, как она крадется у забора, как она что-то осторожно подкидывает.., это ребенок. Ну, разве можно так говорить?...».
«...И еще — «колоть дрова»: колоть — ведь это иголкой! А тут дрова... И «ветер гнал тучи».., гнал — это пастух с кнутом, и стадо, и пыль на дороге... И «рубка капитана»... И вот еще: мать говорит ребенку: «Так тебе и следует».., а «следует» — это за кем-то следует... Я же все это вижу...».

«... Я был болен скарлатиной.., пришел из хедера, голова болит... Мать говорит: «у него «а хиц» (жар)». Вот это верно! «Хиц» — это что-то вроде молнии, яркое.., из моей головы выходит такое острое, оранжевое... это верно!»

Синестезическое восприятие слова, в котором звучание так же определяет смысл, как и значение, имеет и другую сторону. Если одни слова воспринимаются как не соответствующие смыслу, приводящие в тупик, затрудняющие восприятие, то звучание других слов начинает придавать слову выразительность.

одни из звуков гладкие и белые, другие — оранжевые, острые, как стрелы, — и значения слов начинают отражать те звуки, которые включает названное слово. Это уже другой вид переноса словесных значений, — перенос по синестезически-переживаемым звуковым особенностям слова

вместе с тем, память Ш., несмотря на развитую им сложнейшую «эйдотехнику», остается разительным примером непосредственной памяти.

Следы одного раздражения не тормозят у него следов другого раздражения; они не обнаруживают признаков угасания и не теряют своей избирательности; у Ш. нельзя проследить ни границ его памяти по объему и длительности, ни динамики исчезновения следов с течением времени; у него нельзя выявить ни того «фактора края», благодаря которому каждый из нас запоминает первые и последние элементы ряда лучше, чем расположенные в его середине; у него нельзя увидеть и явления реминисценции, в силу которого кратковременный отдых приводит к всплыванию, казалось бы, угасших следов.

Нужны ли лучшие доказательства того, насколько запоминание Ш. оставалось далеко от того логического запоминания, которое свойственно каждому развитому сознанию!

Самым коротким путем для этого было разложение длинного и не имеющего смысла слова или бессмысленной для него фразы на ее составные элементы с попыткой осмыслить выделенный слог, использовав близкую к нему ассоциацию.

Сокращение образов, абстракция от деталей, их обобщение — вот та линия, по которой начинает идти «эйдотехника»

Другим приемом было сокращение и символизация образов, к которой Ш. не прибегал в раннем периоде формирования его памяти, и который стал одним из основных приемов в период его работы профессионального мнемониста.