История знаменитых преступлений

воскликнула:
— Милые мои, к чему все это? К чему горькие упреки и неучтивые обличительные речи? Нам нет прощения, и все мы в равной степени виноваты. Из всех присутствующих я — самая молодая и, да простят меня дамы, не самая безобразная, но если меня и обрекут на казнь, по меньшей мере я умру довольной, ибо нет в этом мире наслаждения, которое я бы не испробовала, и я льщу себя надеждой, что многое мне простится, ведь я любила многих и много — вам ли, господа, этого не знать! А ты, злобный старик, — продолжала она, обращаясь к графу Терлицци, — разве ты не помнишь, как забавлялся со мной в приемной королевских покоев? Ну-ну, не надо стесняться перед своими благородными родственниками! Облегчите душу, ваше сиятельство, не скромничайте! Вам ведь прекрасно известно, что я ношу ваше дитя. Знаете вы и то, к какому средству мы прибегли, подделывая доказательства беременности несчастной Агнессы Дураццо, да упокоится ее душа с миром! Я и предположить не могла, что шутка кончится так скоро и так дурно. Всё это вы знаете, и много чего еще. Так что оставьте при себе свои сетования, они, право же, скучны! Лучше приготовимся умереть так же весело, как жили!
Сказав так, молодая камеристка легонько зевнула и прилегла на солому. Она уснула быстро и крепко и видела сладчайшие в своей жизни сны.
На следующий день, с рассветом, на берегу моря собралась огромная толпа. Ночью построена была длинная изгородь, дабы зрители могли видеть осужденных, но не слышать их речи. Карл Дураццо, во главе блистательного кортежа из рыцарей и пажей, на великолепном коне и одетый по случаю траура во все черное, остановился у загородки. Лицо его просияло свирепой радостью при виде преступников, которых вели сквозь толпу попарно, со стянутыми веревкой запястьями, — он дождаться не