Другие берега

жизнь в вещественной нищете и духовной неге, среди не играющих ровно никакой роли призрачных иностранцев, в чьих городах нам, изгнанникам, доводилось физически существовать. Туземцы эти были как прозрачные, плоские фигуры из целлофана, и хотя мы пользовались их постройками, изобретениями, огородами, виноградниками, местами увеселения и т. д., между ними и нами не было и подобия тех человеческих отношений, которые у большинства эмигрантов были между собой.

Ему никогда не приходило в голову, что если бы он и другие иностранные идеалисты были русскими в России, их бы ленинский режим истребил немедленно.

мучила мысль о том, сколько я пропустил в России, сколько я бы успел рассовать по всем карманам души и увезти с собой, кабы предвидел разлуку.

которая достигается уменьшением крупных вещей и увеличением малых: точка искусства.

Мне думается, что в гамме мировых мер есть такая точка, где переходят одно в другое воображение и знание, точка,

перевел из «Адлона» в мрачный, буржуазный пансион «Модерн» на унылой Приватштрассе (притоке Потсдамской улицы)

Человек всегда чувствует себя дома в своем прошлом,

Я всегда был подвержен чему-то вроде легких, но неизлечимых галлюцинаций.

это первое необыкновенное десятилетие века фантастически перемешивалось новое со старым, либеральное с патриархальным, фатальная нищета с фаталистическим богатством.

Юность, конечно, очень подвержена таким наваждениям.