Аристос: философская эссеистика

Я не хочу, чтобы мысли мои нравились, потому что нравится форма, в которую они облечены: я хочу, чтобы они нравились сами по себе.

Поначалу устои догматической веры укрепляются, а потом закостеневают. Точно так же могучий панцирь каких-нибудь доисторических рептилий поначалу обеспечивал их выживаемость, а после стал причиной их полного исчезновения. Догма — это форма реакции на особую ситуацию; и никогда — адекватная реакция на все ситуации.

Противополюс всего сущего и познанного или познаваемого, то есть «Бог», неизбежно должен быть бесконечной тайной, поскольку только так может сохраняться напряженность, удерживающая человечество от падения в пропасть абсолютного знания, или «идеального» мира, который обернулся бы идеальным адом. Напряженность знание — тайна не допускает никаких транспозиций: это есть источник человеческого бытия.

«семилетний зуд»: скука от опостылевшей верности. Этот метафизический зуд, эта скука от стабильности, от социального конформизма, от добродетельности настигает в возрасте тридцати — сорока лет — на четвертом десятке брачного союза с существованием. Он усугубляется (и так будет всегда) наличием в обществе группы людей, которая пребывает в возрасте, когда опыт страсти является их законным правом, их горячим желанием и, можно сказать, их долгом: речь идет о молодежи. И если мы станем (как сегодня) молодых идеализировать, тогда пронизанная страстью атмосфера (и страстная политика, страстное искусство и прочее) неизбежно заразит всё наше общество.

Мы жаждем девственной красоты, но стоит нам вкусить ее, она обращается в золото… или скуку. И нам приходится искать снова. Удовлетворить желание значит сотворить новое желание.

36. Мы в лучшей из возможных ситуаций, потому что мы не знаем ничего, что лежит чуть глубже поверхности; мы никогда не узнаем «почему»; никогда не узнаем, каким будет завтра; никогда не узнаем бога и есть ли бог; никогда не узнаем себя. Таинственная стена, окружающая наш мир и наше мировосприятие, существует не для того, чтобы обречь нас на разочарование, но чтобы повернуть нас обратно, лицом к сейчас, к жизни, к нашему сиюминутному бытию.

46. Только один процесс позволяет всем сознательным существам обладать равной значимостью — тот, который длится бесконечно. Если бы существовала какая-то цель, к которой была бы устремлена эволюция, тогда мы с вами были бы рабами фараона, строителя пирамид. Но если цели нет, а только в бесконечной вселенной может не быть цели, тогда вы (из какого бы мира или века вы ни пожаловали) и я равны. И вы и я, мы все оказываемся на одном и том же склоне — что вперед, что назад он простирается одинаково. В этом великое доказательство бесконечности целого. Оно никогда не было создано и никогда не кончится — с тем чтобы все сущее могло в нем существовать на равных.

45. Если некий космос бесконечен, то конца ему нет. А если у него нет конца, то нет и конечной цели. Единственной его целью, таким образом, оказываются его средства. Он существует, чтобы существовать.

44. Ничто не единственно в своем роде, даже один отдельно взятый космос; зато в своем собственном существовании уникально всё.

Во что поверить проще? В то, что всегда нечто было, или в то, что некогда не было ничего?