История России

Между тем К. Маркс доказал, что история, безусловно, складывается через деятельность людей, представляющих собою деятелей, но при этом
она подчиняется более общим закономерностям, связанным с определяющей ролью
Бытия по отношению к Сознанию, с необходимостью соответствия уровня
производительных сил характеру производственных отношений. Несмотря на раз-
вернутую в литературе критику марксизма, не видно ни одной работы, научно
опровергающей эти фундаментальные положения. Сомнения в возможности построения
коммунистического общества и разочарование практикой социализма не означают отказа
ученых от выявления закономерностей развития индустриального и
постиндустриального обществ, социально-классовых групп и слоев общества, партий и
движений. Только познав определенные закономерности и осуществив перспективный
прогноз на будущее, можно пытаться учесть уроки исторического опыта. Учиться делать
настоящее на основе познания прошлого можно, осмысливая исторический опыт
политологически, социологически, философски и т. д. Копаясь в деталях события, разбирая конкретные повороты судьбы деятеля, можно только заложить основу для
извлечения опыта, но сам процесс извлечения уроков требует анализа на стыках
общественных социально-гуманитарных наук.

всем мире сейчас наблюдается
тенденция развития, связанная с ограничением анархически свободного рынка и
варварской эксплуатации, экономического подчинения человека капиталу
Беспредельный индивидуализм постепенно отступает под натиском гуманистических
ценностей. Преодоление надвигающейся экологической и демографической катастрофы
возможно лишь при сознательном регулировании всего общества и природы со стороны
человечества, объединенного в новую цивилизацию.

Сложившийся в
советском обществе особенный архетип культуры базировался на идеологии
марксистского социализма, которая во многих отношениях сохранила ветхозаветные
библейские категории — («моральный кодекс строителя коммунизма»), что придавало ей
религиозный характер. Сохранение в государственной идеологии функций православия
при формальном его отрицании, элементов русской патриотической идеи («На веки
сплотила великая Русь») придавало социалистической идеологии совершенно особый,
«священный» смысл Это была своеобразная религия, не подлежащая критике, обнов-
лению, совершенствованию с позиций новых условий и требований НТП. Идеология
догматизировалась и омертвела, оторвавшись от масс. Поколение советских людей,
выросших во второй половине XX в., в своей массе стало аполитичным, предрасположенным к усвоению индивидуализма и культа потребительства.

Марксизм органически вписывался в «горизонт» культурных ожиданий русского
человека, основу культурного архетипа которого составляло православие.
В православии очень сильно выражена эсхатологическая сторона христианства.
Поэтому русский человек, четко различая добро и зло, никогда не удовлетворяясь
настоящим и не переставая искать совершенное добро, хочет действовать всегда во имя
чего-то абсолютного. Устремленность в будущее, постоянный поиск лучшего
общественного устройства как способ социального прогресса, неукротимая вера в воз-
можность его достижения постоянно доминируют в культуре русского человека. Вместе
с тем вечный поиск идеального общественного устройства, постоянное конструирование
идеального общественного человека является благодатной основой возникновения
различного рода социальных утопий.
Наличие в православном культурном архетипе преклонения перед книжным
авторитетом сочеталось с прагматическим подходом к разного рода философским
концепциям, в особенности к социальным доктринам: определенная теория обычно
интересовала русского человека постольку, поскольку необходимым и возможным было
ее практическое воплощение в жизнь.

Идеалом либерализма выступает человек-
личность, гражданин, который не может жить без гражданских прав и свобод, прежде
всего права собственности и права индивидуального выбора, то есть права на самого
себя.
Ядром исторической эволюции либерализма явились идеи свободы и
толерантности. Свободы — как возможности и необходимости ответственного выбора и
признания права на свободу за другими. Толерантности — как уважения не только своих, но и чужих ценностей, как осмысления и использования иного духовного опыта в его
самобытности.

нашла выражение и в характерном
для русской культуры сращиванию понятий красоты и добра в слове «благолепие». Эту
особенность православного миросозерцания С. Булгаков определил как «видение умной
красоты духовного мира» (синтез мудрости, добра и красоты.) В русской православной
духовной традиции сращенность эстетического и этического видения мира дополняется
конкретно-практическим подходом ко всему сущему. Именно так понимаемая красота
призвана, по мысли Достоевского, спасти мир. Поэтому в красоте (а не в истине или
справедливости) православие усматривает высший идеал человеческой жизни

А Россия отвергла
Флорентийскую унию, подписанную греками в надежде на организацию антитурецкого
крестового похода. Это еще более укрепило ее репутацию последнего оплота
православия. Поэтому, когда через 14 лет после этого Константинополь пал, ни у кого не
оставалось сомнений относительно того, кто является законным правопреемником
погибшей Византии. В 1492 г. митрополит Зосима впервые официально провозглашает
Москву «Новым Градом Константина».
Свое наиболее полное выражение эта идея нашла в теории «Москва — третий
Рим», разработанной псковским монахом Филофеем в 1524—1547 гг. Согласно данной
теории, «Рим» — это христианское царство, которое пребывает под защитой
Провидения, но лишь постольку, поскольку оно способствует осуществлению
божественного замысла — человеческого спасения. Быть «Римом» — не привилегия, а
тяжкий груз ответственности. Древний Рим не справился с нею, изменив православию.
Поэтому достоинство «христианского царства» перешло на Константинополь — Новый
Рим.

Либерализм — это
ощущение личной свободы и личной ответственности, расчет на собственные действия и
собственную судьбу.
Надо отметить, что стремление «быть личностью» является достоянием не только
западноевропейской цивилизации. Стремление к личной самоопределенности присуще и
человеку социоцентристского общества, но это порождает в нем внутренний конфликт
между предопределенностью и свободой. Поэтому формами разрешения этого
конфликта в России становятся «уход в пустынь» или «юродство в миру», рассматриваемые в русской православно-культурной традиции как «пребывание в
подвиге».

Существенно различались и культурные архетипы в России и Западной Европе, где сформировались, соответственно, иоанновский и прометеевский типы человека, различающиеся между собой прежде всего стилем мышления и социального поведения.
Для западного, прометеевского человека характерен целерациональный стиль
мышления, ориентированный на конкретный результат деятельности и эффективность
социальных технологий. Русскому человеку присущ ценностнорациональный стиль, признающий значимость прежде всего ценностей, стоящих за целями и средствами
социальной деятельности. Этот стиль предполагает поэтому высокую ценность
человеческих отношений и как способ проявления этой ценности — большую
значимость работы на общее дело. Ценностнорациональный стиль мышления делает
человека способным легко отказываться от одних ценностей в пользу других, от
индивидуальный планов в пользу общественных.
Человек иоанновского типа обладает чутким различением добра и зла, он зорко
подмечает несовершенство всех земных поступков, нравов и учреждений, никогда не
удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Признавая святость
высшей ценностью, иоанновский человек стремится к абсолютному добру, и поэтому
земные ценности рассматривает как относительные и не возводит их в ранг «священных»
принципов. Если же иоанновский человек, который хочет действовать всегда во имя
чего-то абсолютного, усомнится в идеале, то он может дойти до крайнего охлократизма
или равнодушия ко всему, и поэтому способен быстро пройти путь от невероятной
терпимости и покорности до самого необузданного и безграничного бунта.
Стремясь к бесконечному, абсолюту, иоанновский человек чувствует себя
призванным создать на земле высший божественный порядок, восстановить вокруг себя
ту гармонию, которую он ощущает в себе. Иоанновский человек — это мессианский тип
человека. Иоанновского человека одухотворяет не жажда власти, но настроение
примирения. Он не разделяет, чтобы властвовать, а ищет разобщенное, чтобы, его
воссоединить. Он видит в мире грубую материю, которую нужно осветить и освятить.
Западный, прометеевский человек, напротив, видит мир в реальности, как хаос
которой он должен оформить своей организующей силой. Прометеевский человек –
героический тип, он ПОлон жажды власти, он все дальше удаляется от духа и все глубже
уходит в мир вещей. Секуляризация — его судьба, героизм — его жизненное чувство, трагика — его конец. Поэтому если добродетелями в России являются пассивность и
терпимость, консерватизм и гармония, то добродетелями на Западе — деятельность и
интенсивность, погоня за успехом и богатством.
Иоанновский и прометеевский типы человека различаются между собой и разным
содержанием христианской трудовой этики, что было обусловлено также различной
ролью монастырей в хозяйственной и культурной жизни в России и в Европе. Если в
Европе именно монастыри стали первой организационной формой утверждения новой
трудовой этики подкреплявшего ее идеала, «молись и работай», то в России этого не
было.

Свобода по-российски — это воля, свобода для себя и подавление других.