Разрушение традиции: об Александрийской библиотеке

О проблеме соотношения Мусея с его библиотекой — неизбежной, если исследовать любое из этих учреждений, — едва ли можно сказать хоть что-то определенное. Уже отмечалось, что в силу «необычного стечения обстоятельств» [28] ни в одном из античных текстов, дошедших до нас, не упоминаются два этих птолемеевских учреждения вместе.

До того как правители Александрии и Пергама начали соперничать в собирании древних книг, — вполне убедительно говорит он, — ни одна книга не была приписана другому автору

Александрии из подделок можно было извлечь выгоду [70]. Приобретательский раж сотрудников библиотеки неизбежно подстегивал алчность фальсификаторов, поскольку первые создали и поддерживали рынок любых произведений, якобы написанных великими авторами классической эпохи. Так, Аммоний, в отличие от Филопона, полагает, что у ошибочной атрибуции произведений Аристотеля была вполне конкретная причина. В комментариях к «Категориям» он сообщает об этом как о прописной истине:
Говорят, что Филадельф, желавший собрать все аристотелевские произведения, равно как и вообще все произведения, весьма поощрял тех, кто доставлял ему книги этого философа. Поэтому некоторые, желавшие получить от монарха деньги, приписывали имя Аристотеля сочинениям других авторов [71].
Современные ученые, кроме того, отмечают, что, конечно же, неслучайно большой псевдоплатоновский корпус также возник именно во времена библиотеки [72]. Ставкой был авторитет александрийского собрания, и Птолемеи хватались за любую возможность превзойти своих соперников. Гален пишет:
В то время, когда Атталиды и Птолемеи состязались своими библиотеками, началось безумие [или «безрассудство», ῥᾳδιουργία] поддельных книг и названий. Ведь находились те, кто, чтобы набить цену на книги, приписывали им имена великих авторов и продавали их аристократам

законсервировали предшествовавшие им произведения до такой степени, что уничтожили их. Лишь в такой форме литературное прошлое, заключенное во фрагментарную тотальность индекса, стало наконец «цитируемым, вызываемым в каждом из его моментов»

Александрийские «Таблицы» были не повторением прошлого, но его подытоживанием

создал произведение, не похожее на предыдущие, которое легло в основу техник каталогизирования, библиографии и биобиблиографии, — Pinakes, буквально «Таблицы» или «Дощечки», целью которых было представить весь объем античной литературы в кратких пересказах

пределы птолемеевского собрания тем не менее снова расширяются, в него включаются произведения не только из «Индии, Персии и Вавилона», но также сочинения авторов (в действительности, конечно же, неизвестных самим александрийцам) из «Гурджана» (Грузии) и «Армана» (Армении)

книги «отовсюду» включают теперь не только греческих авторов («поэтов и прозаиков, ораторов и софистов, врачей, докторов и историков») и не только тех, кто представлен в еврейской Библии («эламиты и вавилоняне, ассирийцы, халдеи и сирийцы»), но и тех, с кем установил контакты эллинистический мир IV века н. э., времен Епифания («римляне, финикийцы, индийцы и персы»)

Афинские власти разрешили Птолемею III взять на время рукописи сочинений Эсхила, Софокла и Еврипида, чтобы скопировать их в Александрии; книги переписали в Египте и отправили в Афины копии, а оригиналы остались в птолемеевском собрании

Птолемеи выпустили эдикт, приказывавший обыскивать все корабли, которые прибывали в городской порт, в поисках книг. Если что-то находилось, книгу надлежало немедленно конфисковать и переписать; при этом оригиналы оставались в собрании, а копии возвращались владельцам. Такие книги, по словам Галена, помечались в библиотеке особым образом: на них вешали ярлык «с кораблей»