Человек-комбини

Сестра обводит взглядом комнату.
— А тот мужик, что с тобой живёт… Его сегодня не будет? Может, он меня испугался?
— Что? Да нет, он тоже здесь.
— Здесь?! — тут же подскакивает она. — Но… где? Надо хоть поздороваться!
— Ничего, можно и не здороваться… — успокаиваю я. — Хотя уже пора давать ему корм.
Я беру тазик для стирки, который теперь держу на кухне, накладываю в него рис, вываливаю из кастрюли только что сваренные картошку с капустой и уношу в ванную.
Сираха сидит в пустой ванне, подстелив под задницу пару подушек, и листает странички в смартфоне. Протянутый корм он молча берёт у меня из рук.
— В ванной?.. Он что, живёт в ванной?
— Ну да. Двоим в одной комнатке тесно, вот я и держу его там.

Возможно, ты прав и мир действительно не изменился с эпохи Дзёмон. Всех, в ком деревня не нуждается, сгибают в бараний рог или изолируют. Так же, как и в комбини. Если от работника нет отдачи, сокращают сперва его смены, а потом и его самого.
— Комбини? Ты это к чему?
— Чтобы находиться в комбини постоянно, ты должен стать его работником, так? Это не сложно: надеваешь униформу и действуешь согласно инструкции. Вот и в эпоху Дзёмон всё было точно так же: хочешь остаться в деревне — нацепи шкуру нормального человека и следуй законам деревни. Тогда никто не станет держать тебя за урода и не прогонит прочь

У меня отвисает челюсть. У Сирахи есть девушка?!

Куда больше радости им доставляет нормальная сестра с кучей проблем, чем ненормальная, которая живёт себе и не парится. Нормальный мир, даже если он трещит по швам, для них понятней, а значит, и правильней.

— Ничего, можно и не здороваться… — успокаиваю я. — Хотя уже пора давать ему корм.

— Любимая забава заурядных людей — осуждать людей незаурядных.

— Но, шеф… Идзуми-сан… Шашлычки…

Я немного теряюсь: как можно с чем-нибудь поздравлять, не узнав, что вообще происходит?

Опыта половой жизни у меня нет, а сексуальность свою я никогда толком и не осознавала. Просто никогда ею не интересовалась. И хотя никаких мук от этого не испытывала, окружающие то и дело зачем-то принимались мне сострадать.

Не иметь серьезной работы, пока ты юн, — картина вполне обычная, и лет до двадцати пяти мне не приходилось за это оправдываться. Но годы шли, все мои ровесницы заняли в обществе «приличные места» — кто вышел замуж, кто устроился на постоянную работу, — и только я до сих пор не сделала ни того, ни другого.