Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

взяла книги, едва представленные в социальных сетях, и увидела, что даже сами книги имели вспомогательное значение: красивые описания ничтожного смысла, переложенные в элегантные виньетки – жестикуляционный текст, эквивалент смятой льняной простыни или букета георгинов, положенного именно так.
«О, – переворачивая страницу, думала я. – Этот автор также подключен к Интернету».

Браузер мутило от пользовательских отзывов и недостоверной информации. Я была в миллионе мест одновременно. Мой разум, как бассейн, через край переполнялся идеями незнакомцев, каждой шуткой, наблюдением или очередной проклятой полемикой, такой же отвлекающей и эфемерной, как и та, что следовала за ней.

Люди говорили ни о чем, но занимали этим все свое время. Незнакомцы исповедовались незнакомцам в обмен на непрофессиональные психологические советы. Делились историями о личной неверности и публичной невоздержанности, фотографиями интерьеров своих спален, выцветшими и заветными фотографиями давно умерших членов семьи, фото своих выкидышей.

Представляла, как пишу в блоге о личной философии бизнеса: «Как упустить возможности». «Как не договориться». «Как плакать перед боссом».

Пожалуйста, не затевайте марксистские разговоры о том, что наши сотрудники должны захватить средства производства, – покачав головой, сказал инженер. Он напомнил мне, что вырос в бедности и долгие годы работал на настоящих конвейерных линиях, прежде чем научился программировать. – Речь идет не о средствах солидарности или их долговечности. Это просто карьерный рычаг. Когда я подвергался воздействию асбеста, никто из изучавших компьютерную технику в Лиге плюща не пришел мне на помощь.
Я обратилась не по адресу. К этому спору я была не готова.
По словам инженера, это был очередной этап кустарного фетиша. Это похоже на ролевые игры живого действия, вроде фестиваля Burning Man.
– Это сетевая компьютерная игра рабочего класса, – бросая на меня уничтожающий взгляд, сказал он. – Мы не незащищенные люди.

Они видели мир сквозь калейдоскоп стартапов.

Я давно перестала работать на сайте под своим именем. Для всей внешней переписки я брала мужские псевдонимы. К счастью, телефоном мы никогда не пользовались. Отчасти потому, что работа могла быть деликатной, способной расстроить тех, чьей цифровой валютой была жестокость, в команде не я одна скрывалась под вымышленным именем. Однако мужской псевдоним помогал не только ослабить или снизить напряженность диалога. Он помогал даже в случае самых безобидных запросов в службу поддержки. Я была наиболее эффективна, когда уходила в тень. Просто я видела, что мужчины иначе реагировали на мужчин. Мои мужские псевдонимы пользовались бо́льшим авторитетом, чем я.

Земля подо мной была тверда и холодна. И постоянно вибрировала на басовой ноте.

Я подумала, что, возможно, все это – просто такая форма сопротивления. Технология вгрызалась в отношения, сообщество, идентичность, обычную жизнь. Может, подобная ностальгия по контркультуре – просто инстинктивная реакция на ощущение исчезающей материальности мира.

Я не собиралась играть в контркультуру шестидесятых, но меня занимала ее живучесть – даже учредители стартапа устраивали корпоративные вылазки на Си-Ранч [31]. В других местах контркультура оставалась исторической идеей, темой костюмированной вечеринки, китчем.