МРНЫ (почти правдивая история)

Багира. Бастет. Муфта. (Ничего странного, моей третьей хозяйке не хватало живого тепла, и она грела об меня руки. Потом у нее завелся кавалер и купил ей шубу. А меня вернули — я из ревности начала драть обои.) Дуська… (И не просите комментировать. Старушка была почти слепа, иначе разглядела бы меня получше, прежде чем называть.) Все это мои жизни, которых, если верить писателям и всезнайкам, должно быть девять и ни одной больше. Чушь собачья, некоторые и одной обходятся, если повезет. Мы — нет.
Мы — это те, кто родился в подвале или попал на улицу за дурной нрав или по воле дурных людей, но не сгинул в первые же недели, а попал в приют.
Каждый новый дом — это новые отношения с людьми. Какой стороной ты к ним повернулась, такое получишь имя. У меня много имен, потому что во мне много разных сущностей. То одна, то другая по очереди выходят на поверхность и проявляют себя. В одной семье ты — храбрая и воинственная хранительница очага, в другой — добродушный домовой, в третьей — принцесса-­капризуля. Что это, как не новая жизнь?
Почему я об этом думаю? Да потому, что сейчас как раз такой момент, смена хозяев — я это усами чую. К тому же пластмассовая клетка в руке Нашей Маши всегда говорит о грядущих переменах. Качка — как на дереве в бурю. Маша, я тебя умоляю, поаккуратней!
— Ну, Муфточка, потерпи, девочка. Совсем близко. Так, это у нас какой дом? Ага, нужен номер одиннадцать, корпус пять. Господи, все пятиэтажки одинаковые, надо же. Вон он, пятый. Четвертый подъезд, набираем код…

Ничего я не танцевал. Просто я такой красивый, что каждое мое движение само по себе уже танец. Да и на ощупь я дико приятен…

Ясное дело, влюбилась в меня. Ее можно понять. Есть грех: красив

«Путей много, но сердце знает ближайший».

«Кто мучается земными вопросами, тот ответа о Небесном не получит».

«Среди опасностей надо суметь улыбнуться друг другу».

«Опять караван. Опять легко забываются дни и числа».

«Знание входит в открытые двери».

«Волшебником буду сегодня и неудачу в удачу я превращу».

«Не плачь там, где нужны не слезы, но стрелы, пронзающие темный дух».

«Любовь может создавать миры».

«Мы не умрем, но изменимся».

Два бугая, как двое из ларца в мультике, одновременно открыли дверцы. Недовольный протянул клешню и выдернул сумку из машины. Я сдавленно мрякнул — рывок застал меня врасплох. Но ничего, меня не услышали.

Впереди мрачной громадой возвышался дом из фильма про Дракулу. Шпили башен протыкали низкие облака, и слезы дождя стекали по темным каменным стенам. Цепляясь за шершавые камни стен, вверх карабкались сухие плети красивого когда-то вьющегося растения, давно погибшего без полива и ухаживания. Окна замка почти все были темные.

Вы пробовали посидеть несколько часов

Наоборот, не думать — тогда решение появится.

Я люблю смотреть. Вглядываться. Тогда внутри я делаюсь тихий-­тихий и сосредотачиваюсь на предмете обозрения. Он разрастается, занимает все пространство, включая меня самого, и я начинаю чувствовать его целиком.

Семья, где перестают любоваться котами, долго не протянет. Она сдуется, как старый надувной шарик, превратится в смятое воспоминание о доме, полном энергии и любви.

Вид у Вити был какой-то безысходный, как у потерявшегося щенка. Он сушил у костра вымокшие ноги. Мы, коты, не разделяли его отчаяния, было некогда: нас по самые макушки затянуло в удивительный мир островного леса, живущего как бы над землей, на цыпочках. Мы весело проваливались в мох, вытаскивали из-под него жуков и мышей, запрыгивали на поваленные сосны и гонялись за мелкими птицами и лягушками. Да, птиц тут жила тьма-тьмущая! Ведь на несколько километров болота это чуть ли не единственный остров