Превращение. Иллюстрированное издание

спокойные размышления приносят намного больше пользы, чем самое пылкое отчаяние

Он тоже считал, что должен исчезнуть, считал, наверное, еще решительнее, чем сестра. В таком состоянии мирных размышлений он пребывал до тех пор, пока башенные часы не пробили три часа ночи. Когда за окном рассвело, он еще жил. Потом его голова невольно совсем опустилась, и он слабо вздохнул в последний раз.

Тяжелое ранение, от которого Грегор страдал больше месяца (яблоко никто не отважился извлечь, и оно так и осталось в теле как наглядное напоминание); тяжелое это ранение напомнило, кажется, даже отцу, что, невзирая на свой нынешний плачевный и мерзкий вид, Грегор все-таки член семьи, что с ним нельзя обращаться как с врагом, а нужно во имя семейных обязанностей придушить отвращение и терпеть, только терпеть.

и ему было уже некогда вникать в добрые намерения этих женщин, о существовании которых он, кстати, почти забыл, последние же от усталости работали уже молча, было слышно лишь тяжелый топот ихних ног.

она, вне сомнения, избавила бы его от страхов, если бы только могла находиться с ним в одной комнате при закрытом окне.

этому привыкли все — и семья, и сам Грегор; деньги у него принимали с благодарностью, а он охотно отдавал их, хотя особой теплоты больше не чувствовал.

А Грегор почувствовал себя намного спокойнее. Его язык, правда, уже не понимали, хотя ему он казался вполне понятным, даже более понятным, чем раньше, — вероятно, потому, что его ухо к нему уже приспособилось. Зато теперь поверили, что с ним происходит

наверное, они так и оставили ее раскрытой настежь, как это происходит в квартирах, где случилось большое горе.

Грегор болен. Быстро к врачу. Ты слышала, как говорил Грегор?
— Это был голос животного, — произнес поверенный поразительно тихо по сравнению с воплями матери.

Боже упаси, — воскликнула мать, обливаясь слезами, — возможно, он тяжело болен, а мы его истязаем. — Грета! Грета! — крикнула она потом.