Схимник 4. Учитель танцев

Если кому-то нравится тратить время, силы на бессмысленные вещи, он, конечно, может этим
заниматься. Грубо говоря, хочет страдать — пусть страдает. Но тот, кто хочет, чтобы в его жизни был
смысл, просто не имеет права тратить ее на бессмысленные вещи! И первая из этих бессмыслиц —
страдание, о котором вы меня спрашиваете.
А первая из вещей, которая, наоборот, наполняет нашу жизнь смыслом, — это наши чувства, наше
отношение к людям, которые нам дороги. Да, мы не можем дать четкий, конкретный ответ на вопрос:
«Зачем я люблю?» Но тут ведь и сам вопрос лишен всякого смысла! Зачем я люблю?! Спросили тоже! Это
настолько очевидно, настолько важно, настолько где-то внутри, в душе, в душе каждого из нас, что и
37
спрашивать-то как-то глупо! Люблю — да! И все!

Мы не можем бояться того, чего не знаем. А мы не знаем смерти. Поэтому, боясь смерти, мы боимся только своих фантазий. Бояться фантазий глупо

Я знаю счастье любви, и я ни за что не отрекусь от него, никогда не забуду о нем. Оно во мне, оно – это я.

мы бессильны перед этим миром.

Но это бессилие не означает нашей слабости.

– Я думаю, что страдание, – сказал Данила через какое-то время, – это препятствие на пути к самому себе. Оно словно бы говорит: «Не смотри на себя, смотри на меня. Борись со мной

важно не то, что будет происходить. Мы не можем контролировать жизнь, и неизвестно, как она сложится. Важно то, что у тебя внутри. И хотя ты думаешь о счастье, внутри тебя страдание. И пока оно у тебя внутри, ты не будешь счастлива.

Никакие внешние силы не могут лишить меня моей добродетели, моего справедливого рассуждения, моей личной ответственности за мои поступки. Я – царь и господин своего внутреннего мира, и он неприкосновенен ни для императора, ни для черни.

– Меня можно убить, обесчестить, лишить всего, что я нажил за сорок пять лет жизни. Но в главном: я – город, который нельзя взять штурмом, нельзя сжечь или разорить. Рим – можно, а меня – нет. И поэтому я ничего не боюсь.

Если бы Максим сразу пошел ей навстречу, он бы обеднил ее душу, он бы лишил ее счастья знать всю глубину, всю силу ее собственного чувства, своей души. Но в танец нельзя вступить раньше, нежели того потребует музыка. И нужно быть внутренне готовым к танцу, нужно быть переполненным, чтобы танцевать.

Любящий не может завидовать возлюбленному. Не «не должен», а именно «не может».

Если один человек завидует другому, он тем самым отказывается от самого себя. Он как бы говорит: «Я себе не нравлюсь, я хочу быть другим». И после этого он уже не может быть самим собой, он фактически убивает себя.