Соль земли. Люди, ради которых стоит узнать Россию

На обратном пути в Тарусу Йорг рассказывает, как в молодости две недели провел за полярным кругом. Жил в чуме с ненецкими оленеводами. Полетел «по знакомству»: брат товарища был летчиком, забросил их туда и через две недели забрал. Так вот те 14 дней тоже сильно перевернули мир Йорга Дусса: «Я жил со стариком, который брал от природы ровно столько, сколько было нужно его семье: одну рыбу, одного оленя, одно дерево».

— Но швейцарцы делают примерно так же? — предположила я.

— Нет, швейцарцы гуманно потребляют. А ненцы живут в согласии с природой, они любят ее. Через тысячу лет наше время назовут веком потребления. Назовут сто процентов. Я не хочу быть потребителем. Посмотрите на мой айфон. (Йорг достает из кармана простую кнопочную Nokia.) Я не сижу в интернете, не слежу за новостями, не думаю о том, что там произошло в Вашингтоне, или кто что опять не так сказал о России или Швейцарии. Это лишняя информация, которая убивает мой мозг. Я хочу очень простых вещей: жить счастливо, спать спокойно и правильно воспитывать детей. Пока у меня это получается. И в этом весь смысл.

Два года назад у нас была встреча выпускников, двадцать лет мы не виделись, поэтому решили общаться два дня. И там я понял, что правильно поступил, уехав в Россию. Честно говорю! Четверо моих друзей уже нуждаются в психотических приемах, у многих скрытый алкоголизм. Их трясет от работы! — Йорг в возмущении бьет ладонью по рулю. — Очень высокая ответственность: Швейцария принимает законы Евросоюза, а там любую мелочь прописывают. И если хоть что-то не так, уже минус тебе. А я говорил: «Ребята, я живу и не парюсь». И рассказывал как: показывал свою деревню, детей, социальных людей, чем мы тут занимаемся.

— Как они реагировали?

— Вы знаете, я заметил, что не черный, но какой-то зависть был… Потому что вот смотрите: что украшает жизнь человека? Эмоции и впечатления. У вас хорошая профессия, в ней много впечатлений. А если бы вы работали секретаркой, сидели в каком-то кабинете, то через пять лет вам не о чем было бы вспомнить. У меня так же. Я могу книги писать: ни один день не похож на другой. И столько людей вокруг, столько историй.

— Йорг, российские предприниматели часто жалуются на излишний контроль, проверки со стороны государства.

— Это, наверное, жалуются те, кто в городах. А мы здесь кому нужны?

— Но все-таки: свет провести, какие-то бюрократические вопросы…

— У меня есть секрет. (В глазах Йорка появляется хитринка.) Они все думают, что у меня есть телефон главного человека в России.

— А он есть? (Тут уже я делаю круглые глаза.)

Зима. В комнате меньше 10 градусов. У меня выходной, а идти некуда, и сидеть в холоде тоже не могу. Я ходил греться в столовую, садился поближе к котлам и дремал. Там работала тогда, царство ей небесное, повар. Мы с ней разговаривали на пальцах, она не знала немецкий язык, а я русский еще не выучил. Сидели часами, пытались что-то друг другу объяснить. Смеялись! Она меня подкармливала: делала картошку с топленым маслом и чуть-чуть лучка — лучше не придумаешь! Чаем горячим поила… Хорошая была женщина, мы долго дружили.

Армия и должна этому учить — внутренней естественности, которая на корню вытравливает всякое позерство и самовеличие.

Как говорил тот же прапорщик Волентир одному знакомому леснику, «сросся я с армией, батя».

Но, в общем и целом в нашем кубрике царила атмосфера дружбы, молодого фонтанирующего веселья и залихватской лошадиной бодрости.

увыр в Удмуртии теперь синоним чего-то труднодостижимого или даже невозможного: «Ну, это чистый Мувыр! Мы так не сумеем».