Праздник саранчи

— Ну и что Тарбеево? А что, бляди у вас есть?
— Есть. Есть пляти, — обрадовалась она и стала показывать на женщин, стоявших поодаль. — Фот эта плять. Фот эта. Фот эта…
— А сама-то как?
— И я, и я плять, — весело закивала она головой. — Вся Тарбеево плять!

— Витя, — спрашивала тогда Таня, — а мы возьмем с собой в Америку Ларису?
— Возьмем, — отвечал Витя.
— А Наташу?
— Возьмем. И хозяйку возьмем, она мне носки подарила. И татар всех, и всех режиссеров, и всех комсомольцев и педерастов, и мастеров, и старух, и детей! Мы соберемся у границы утром, угрюмые и сирые, с узлами, сетками, все триста миллионов, над рекой туман, утки в камыше, тихо…

— Не трогай. — Андрей отобрал у нее фигурку. — Это всадник.
— А где же ноги? — Таня снова взяла.
— Не трогай! Ног у них не видно, они едут полем в высокой траве медленно, шагом. И солнце встает.

Иногда ты меня поражаешь тупостью, герои у тебя редкостные идиоты и суки, и даже алкоголики разговаривают по-газетному! Ты сам напейся хотя бы раз! Напейся!

Птичка на первом мониторе ожила. Она пробежала по экрану и остановилась, кивнула головой. «ПРИВЕТ. ДАВАЙ ПРОИГРАЕМ», — прочитал Иван.

Они вошли в ту же небольшую комнату. Сергей подошел к окну без стекла и рамы. Хамид стелил на полу.
— Я здесь живу, спи, не бойся.
— Это все твои родственники? — спросил. Сергей, ложась рядом.
— Я воин, зачем мне родственники, — ответил тот гордо. — Я так родился, один. Хозяин говорит — женись, — Хамид засмеялся. — Будешь жить. Он умный. А я не хочу, с женщиной воин слабый. Женщина научит бояться…
Сергей молча лежал, слушал, засыпал…
Во дворе переговаривались люди.

— Это кто ж Косцова записал? Он пьяный — дурак, а трезвый — вор. Это если рыбу В Якутск везти, он годится. Да и то не рыбу, а мешки пустые. Брата жены моей, Николая пиши.