Ю. Плашевский

Мое отечество, против моей воли, сделало меня космополитом.

Ты пахнешь летом и свободой, — сказал я. — Как там? Что нового?

— Как обычно, будто и войны нет. Кафе переполнены. Небо безоблачно.

Ничто из моей здоровой крови не могло спасти дорогую больную кровь. Этого нельзя понять, как нельзя понять и смерть.

Женщинам ничего не нужно объяснять, с ними всегда надо действовать.

наете, конечно, что время – это слабый настой смерти. Нам постоянно, медленно подливают его, словно безвредное снадобье. Сначала он оживляет нас, и мы даже начинаем верить, что мы почти что бессмертны. Но день за днем и капля за каплей – он становится все крепче и крепче и в конце концов превращается в едкую кислоту, которая мутит и разрушает нашу кровь

Ненависть – это кислота, которая разъедает душу; все равно – ненавидишь ли сам или испытываешь ненависть другого. Я узнал это за время своих странствий.

ы поедем в Париж. Это самый чудесный город на свете.
– Самый чудесный город – тот, где человек счастлив.

Но я смутно чувствовал, что она стремилась победить что-то неизвестное мне и что это совершалось именно в то мгновение. Вода предстала перед ней в роли судьбы, вопроса и ответа, и она сама должна была преодолеть то, что стояло перед ней. Так поступает каждый, и самое большее, что может сделать другой, – это быть рядом на тот случай, когда потребуется немножко тепла.

Сколько нам еще осталось жить? – спросила вдруг Елена.
– Если мы будем осторожными – год и, может быть, еще полгода.
– А если мы будем неосторожными?
– Только лето.
– Давай будем неосторожными, – сказала она.

В жизни больше несчастья, чем счастья. То, что она не длится вечно, – просто милосердие.