Наталья А. Серебренникова

Сегодня против общепринятого понимания инцеста и кровосмешения говорит то, что в нем сделан акцент на безнравственности и сексуальности, а не на очевидном злоупотреблении властью, на манипулировании и использовании зависимого положения жертвы.

ребование абстиненции возвращает нас к Фрейду: «Лечение психоанализом должно, насколько это возможно, проводиться в условиях абстиненции». Абстиненция не только устраняет страх аналитика перед соблазнением и соблазненностью, но и поддерживает психоаналитическую убежденность в том, что осознание пациентом своих бессознательных желаний возможно только через переживание отсрочки и фрустрации желаний, что только гнет страдания, которое пациент испытывает, когда психотерапевт не исполняет его желания, побуждает его к лечению. На практике это означает, что аналитик не должен удовлетворять бессознательные желания своих пациентов, а должен лишь интерпретировать их и что он в процессе анализа обязан отстраняться от собственных желаний, не удовлетворять за счет пациента свои сексуальные или нарциссические потребности.

Терапевтический сеттинг включает аналитические правила – «базовый принцип» свободного ассоциирования и «рабочий альянс», который соответствует принципу реальности в своей строго определенной временной и финансовой структуре и аналитической установке на абстиненцию. Это означает отказ от директивного влияния и активного вмешательства со стороны аналитика, то есть установку на «нейтральность».

Иногда защиты нужны нам для выживания, но иногда они навеки удерживают нас в аду

Ребенок, с которым снова и снова жестоко обращались в течение долгого времени, накапливает по отношению к своим мучителям огромный заряд гнева, который он не может направить против них. Напротив, эта агрессия отводится во внутренний мир и обращается на потребности ребенка, которые он все время чувствует и все время должен подавлять.

интерпретации – интервенции, опирающиеся исключительно на вербальные средства выражения, – часто не «достигают» имплицитных воспоминаний, содержащих опыт ранней травмы, полностью кодированной в правом полушарии, недоступном для рациональной речи

Согласно исследованиям Шора (Schore, 2003b: 96), Уилкинсон (Wilkinson, 2006: 147–149) и других, телесные компоненты аффектов, закодированные как имплицитные воспоминания о ранней травме, будут более доступны на мифопоэтическом образном языке сновидений, метафор и поэзии, чем на рационально-интерпретирующем языке понимания (левого полушария).

промежуточное пространство между психикой и телом также оказывается единственным местом, где, вероятно, «живет» душа человека.

Этот образ драматически выражает идею двух миров, которую, я полагаю, необходимо учитывать для того, чтобы поведать подлинную и убедительную историю травмированного человека

Портрет, изображенный на рисунке 1.1, вырезан из китовой кости и называется «Сказитель»