Эрнст Юнгер

Как и любого спутника свободы, юмора не хватает в пределах тирании, но все же шутка становится острее, если ради нее рискуют головой.

Это также может означать: Waldgänger (Ушедший в Лес).
Это стало бы первым шагом за пределы учитываемого статистикой и контролируемого мира. Но сразу же возникает вопрос о том, достаточно ли силен одиночка для столь рискованного предприятия?

Подлинный девиз Ушедшего в Лес звучит так: «Здесь и сейчас», — он муж свободного и независимого действия.

Это все та же древняя свобода в одеждах времени: сущностная, элементарная свобода, которая пробуждается в здоровых народах, когда тирания партий или иноземных завоевателей угнетает их страну. Это не только свобода протестовать или эмигрировать, это та свобода, которая жаждет принять бой.

Затянувшиеся мирные времена благоприятствуют оптическим иллюзиям. К их числу относится и допущение, что неприкосновенность жилища основывается на конституции и гарантируется ею же. На самом же деле эта неприкосновенность основывается на отце, который вместе со своими сыновьями встает в дверях с топором в руке.

Что касается собственно места, то Лес повсюду. Лес есть как в заброшенных местах, так и в городах, где Ушедший в Лес живет в подполье или под маской своей профессии. Лес как в пустынях, так и в маквисе. Лес как в отечестве, так и на любой другой земле, где можно вести сопротивление. Лес, прежде всего, в глубоком тылу самого врага.

Крупное вооружение способны создавать и применять только сверхдержавы. Но Уход в Лес способно осуществить даже крохотное меньшинство, даже одиночка. В этом заключается ответ, который должна дать свобода.

Они в любом случае будут обороняться, не важно, тренирует ли их государство, снабжает ли, призывает на службу или нет. Тем самым они приводят доказательство своей свободы и подлинности собственного существования. Государства, в которых соответствующее сознание отсутствует, неизбежно опускаются до уровня приспешников и сателлитов.

Требование открытого сопротивления относится к любимым теориям людей, сопротивлению непричастных, однако на практике это равнозначно тому, как если бы кто-то вложил тирану в руку список последних оставшихся людей.

Поразительно, сколько умственных сил тратится на доказательство того, что мир — это пустая бессмыслица! Так ревностно можно отстаивать лишь то дело, в котором затронут личный интерес.