Джером Дейвид Сэлинджер

Будь у тебя даже мильон лет, все равно и половины всех «хуй вам» в мире не сотрешь. Не выйдет.

Он меня называет «Святой бродяжкой выпуска 1948 года», — сказала дочка и засмеялась.

— Почему — спросила Сибилла.

— Заболевают банановой лихорадкой. Страшная болезнь.

— Некрасивый? Мать родная! Да он был похож на немытого Белу Лугоши!

кем-то, а не казаться кем-то — еще не значит, что ты незнайка.

«Признак незрелости человека — то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости — то, что он хочет смиренно жить ради правого дела».

Спать мне не хотелось, но чувствовал я себя прескверно. Настроение убийственное. Жить не хотелось.

Вообще нельзя быть трусом. Если ты должен кому-то дать в морду и тебе этого хочется, надо бить. Но я не могу. Мне легче было бы выкинуть человека из окошка или отрубить ему голову топором, чем ударить по лицу. Ненавижу кулачную расправу.

Ты тут один, малыш? — спрашивает Лилиан. Она загораживала весь проход, и видно было, что ей нравится никого не пропускать. Официант стоял и ждал, когда же она отойдет, а она и не замечала его. Удивительно глупо. Сразу было видно, что официанту она ужасно не нравилась; наверно, и моряку она не нравилась, хоть он и привел ее сюда. И мне она не нравилась. Никому она не нравилась. Даже стало немножко жаль ее.

Мне стало ужасно не по себе, когда она сняла платье. Так неожиданно, честное слово. Знаю, если при тебе вдруг снимают платье через голову, так ты должен что-то испытывать, какое-то возбуждение или вроде того, но я ничего не испытывал. Наоборот — я только смутился и ничего не почувствовал.