Мария Литвинова

Этих людей он не трогал? — спросил молодой человек.
— Конечно трогал. Но позвольте открыть вам небольшой секрет. Уж лучше видеть человека мертвым, чем оказать ему неучтивый прием. Кстати, это свойственно не только нам, вампирам, но и военным, генералам, даже королям. Странно, конечно. Но это правда.

«Но, Луи, — мягко возразил он. — Это и есть дух твоего времени. Разве ты не видишь? Они все так чувствуют. Ты потерял надежду и веру. То же самое произошло с этим веком».

порождение незрелого и даже болезненного ума.

Сам он пошел попрощаться с отцом и сказать, что вернется к вечеру. «Куда ты идешь? Почему ты вечно пропадаешь по ночам?» — стал допытываться старик, и Лестат потерял терпение. Раньше он держался с отцом исключительно вежливо, пожалуй, даже чересчур, но тут взорвался: «Разве я не забочусь о тебе? Я все для тебя делаю, не то что ты для меня. Ты сейчас живешь так, как я никогда не жил, и если мне охота весь день спать и пьянствовать по ночам, то это, черт возьми, мое право!» Старик униженно заплакал.

Я пригляделся к нему повнимательней: это был здоровый и крепкий мужчина высокого роста, голый до пояса. Он произнес какую-то фразу на местном французском диалекте и шагнул вперед.

Убийство для вампира — не только убийство. И это не значит просто до отвала насосаться свежей крови. Это значит почувствовать чужую жизнь — почувствовать, как она вместе с кровью медленно покидает тело.

Люди охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в добро. Не знаю почему... Может быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что человеком овладел Сатана, — все равно что объявить его сумасшедшим.

знаю, ходят слухи, что мы боимся крестов.

— Я думал, вампиру даже смотреть на крест нельзя.

— Чепуха, мой друг, полная чепуха. Я могу смотреть на все, что угодно, так же как и вы. Иногда даже люблю смотреть на распятия.

— Так, значит, и про замочные скважины это все ерунда? Я слышал, что вампиры могут превращаться в дым и просачиваться в запертую комнату.

— Хорошо бы, — смеясь, ответил вампир.

Но сколь низко я ценил свою жизнь, столь же высоко ставил жизни других людей.

Ты как человек, который потерял руку, но все еще говорит, что чувствует в ней боль