Святитель Игнатий Брянчанинов

Протекли почти два года в занятиях земных; родилась и уже возросла в душе моей какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая по Боге. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни! И точно — это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей, Бога.

Что прежде всего поразило меня в писаниях Отцов Православной Церкви? — это их согласие, согласие чудное, величественное…

Оно показало мне, что все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества — пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети [].

без воли Божией самые настоятельные законы естества не сильны воздействовать на нас

«В тот день, в который я не плачу о себе как о погибшем, считаю себя в самообольщении».

Замечательно, что все духовные цветы и плоды возросли в тех душах, которые, в отдалении от знакомства внутри и вне монастыря, возделали себя {стр. 37} чтением Писания и святых Отцов, при вере и молитве, одушевленной смиренным, но могущественным покаянием. Где не было этого возделания, там — бесплодие.

Десятословие Ветхого Завета отсекало грубые грехи, Евангелие исцеляет самую природу, болезнующую грехом, стяжавшую падением свойства греховные.

Ученики Владыки припоминали его слова: «Можно узнать, — говорил он, — что почивший под милостию Божией, если при погребении тела его печаль окружающих растворена какою-то непостижимою отрадою».

Будем веровать в Него от всего сердца нашего, и жительствовать по заповедям Его, потому что вера без дел мертва есть (Иак. 2, 20. 26); и Он помилует нас в царствии Своем, когда изыдем из странствования, определенного нам в мире сем [1].

Погрешить делами - это признак немощи; допускать себе неверие - признак дерзкого легкомыслия и безрассудности.