Луи Фердинанд Селин

Отсюда уже никто не выйдет: Ваша судьба свершится! Как-нибудь вечером! В безумном смерче аккордов: Тот сумасшедший наверху вытащит и вашу карту: "Три карты"! Офицер ставит на все: Что там за движение?: Прямо из ада: выскакивают черти с хвостами из пакли, подпрыгивают, дрыгают ногами: все надежды, утраты, муки совести сплетаются в один узел: всю сцену захлестывают волны безумной ненависти: Начинается дикая сарабанда! Из объятого пламенем оркестра доносятся мучительные звуки скрипок: вы чувствуете приближение опасности: старая карга: воет!

со сверкающими на солнце болтающимися на жирной груди орденами: с голой "тыквой" Ленина посередине

Путешествовать – полезно, это заставляет работать воображение. Все остальное – разочарование и усталость. Наше путешествие целиком выдумано. В этом его сила

Едва холод и труд перестают держать нас в узде, отпустив на минуту свои тиски, в белых обнажается та же правда, что на живописном пляже, когда море отступает: тяжелая вонь луж, крабы, падаль, нечистоты.

Когда ненавидеть можно без всякого риска, это чувство легко пробудить в глупых людях: причины для него возникают сами собой.

Умного тщеславия не бывает. Оно инстинктивно. Нет человека, который не был бы прежде всего тщеславен. Роль восхищенного подпевалы – практически единственная, в которой люди не без удовольствия терпят друг друга.

Небо над судном – такая же патока, размокший черный пластырь, на который я с завистью косился. Для меня нет большей отрады, чем возвращаться в ночь, пусть даже в поту, со стонами, в любом состоянии.

Конечно, я мог бы жить там на покое, сытно питаясь в станционной столовке, тем более что дочь доктора Смратта – я опять возвращаюсь к нему, – девушка в великолепии своей пятнадцатой весны, отправляясь после пяти вечера играть в теннис, проходила в коротенькой юбочке под окнами нашей

канцелярии. Я редко видел ноги лучше, чем у нее, – еще немного мальчишеские, но уже более изящные, подлинное украшение расцветающей плоти. Молодые флотские лейтенанты так и увивались за нею.

Сколько, однако, грации и гибкости! Какое невероятное изящество! Какая бездна гармонии! Искусительных оттенков! Захватывающих опасностей! Какие многообещающие мордочки и фигурки у блондинок! А у брюнеток! Да ведь это же персонажи Тициана! И появляются все новые! Неужели, подумал я, воскресает Греция? И я поспел как раз вовремя?