Назира Ибрагимова

А она не была уверена, что ей этого хочется… Она состарилась, состарилась и устала.

Этот экипаж принадлежал моему отцу

Возможно, он претворяет в жизнь свою фантазию? – спросила я, размышляя вслух. – Возможно, он пытается играть роль Бога.
Томас так внезапно остановился, что чуть не упал. Он резко развернулся и несколькими короткими шагами пересек комнату. Схватив меня за локти, он поцеловал меня в щеку, от чего я лишилась дара речи и залилась краской.
Я бросила взгляд на дядю, дотронувшись до щеки, но он ничего не сказал о таком неприличном поведении, его мысли были сосредоточены на убийстве.
– Вы – гений, Одри Роуз, – сказал Томас, его глаза горели восхищением. Он смотрел мне в глаза на мгновение дольше, чем позволяла вежливость.

– Это отвратительная привычка.
– Как и вскрывать покойников до завтрака. Но я не порицаю вас за эту дурную привычку. Фактически, – он наклонился ко мне ближе, понизив голос до конспиративного шепота, – довольно мило видеть вас каждое утро, зарывшейся по локти в кишки. И еще я рад подарить вам этот цветок. Прошу вас, поставьте его на столик у кровати и думайте обо мне, когда будете раздеваться перед сном

– Я хочу сидеть у окна.
– Гм.
– Что еще? – спросила я, теряя терпение.
– Я сам обычно сижу у окна. Может быть, вам придется сесть мне на колени

– Хотела бы я посмотреть, как вы будете носить корсет, впивающийся в ребра, – сказала я, разглядывая в отместку его одежду. – И справитесь с юбкой, прикрывающей большую часть бриджей, а на ветру обматывающейся вокруг бедер.
– Если хотите увидеть меня без штанов, только попросите, Уодсворт. Я буду счастлив оказать вам эту любезность.
– Негодяй

Он улыбнулся и прикоснулся к фуражке, когда я поравнялась с ним, отчего у меня порозовели щеки.
– Идем уже, – фыркнул Томас. – Он совсем не такой красивый, как я.
– Томас, – прошипела я и ткнула его локтем в бок. Он сделал вид, что ему очень больно, но я поняла: Кресуэлл доволен тем, что мое внимание снова вернулось к нему

– Ты самый храбрый человек из всех, кого я знаю, сестренка

Томас обнимал меня в карете всю дорогу до дома, чтобы я совсем не сломалась. Я впитывала его силу, и теперь мне ее очень не хватало

– Клянусь жизнью, я это исправлю или умру