Людмила Галичий

Её любовь достигла той черты, за которой кончается эйфория и начинается страдание.

В отель возвращались уже под вечер, и Розмари любовалась морем. В часы заката оно сверкало тысячью самых неожиданных красок и вдруг напомнило ей те агаты35 и сердолики36, которыми мать иногда позволяла ей играть в детстве. Оно было то беловато-зелёным, как млечный сок растений, то голубым, как приготовленная для стирки вода, то тёмным, как вино.

Лицо её на первый взгляд казалось не более чем стандартно красивым. Неординарность проступала на нём исподволь. Оно было как будто изначально задумано с размахом, достойным эпохи героев: крупные, волевые черты, смелые, решительные линии в сочетании с живостью красок — словом, всё то, что мы привыкли отождествлять с силой характера и неукротимостью темперамента, было воплощено в нём с поистине роденовской40 выразительностью.

все северные курорты наподобие Довиля43 давно облюбовали русские и англичане — им холод, как известно, нипочём! Мы же, американцы, совсем другие: едва ли не каждый второй из нас родился в тропиках. Стало быть, и отдыхать нам лучше не на севере, а здесь.

Николь продолжила свой путь среди бесчисленного множества пестрящих яркими красками цветов: вот вздымались массивные розовые облака пионов, чуть поодаль виднелись чёрные и коричневые тюльпаны, а хрупкие розы на покрытых сизым пушком стеблях были похожи на те сахарные, которые можно увидеть на выставленных в окнах кондитерских тортах и пирожных!

— Николь, я хочу устроить зверский вечер! Нарочно! Чтобы был скандал! Чтобы кто-то уличён был в разврате! Чтобы дамы в туалете падали в обморок! И чтобы мужчины расставались врагами! Вот увидишь, так и будет, Николь! Так и будет!! — прокричал он и вернулся к себе во флигель.

Всякий раз, когда Дик, опомнившись от своих сумасбродств, начинал, наконец, в полной мере осознавать их нелепость, его охватывало жгучее чувство стыда. Порой, оглядываясь на всю эту собственноручно устроенную им вакханалию, он чувствовал себя как введённый в заблуждение безотчётной жаждой крови полководец, который, затеяв ничем не оправданную резню, впоследствии с ужасом взирает на усеянные трупами улицы!

Благодаря своей изысканной учтивости и тому благосклонному вниманию, которое он уделял каждому, заставляя людей чувствовать себя исключительными, Дик Дайвер покорял их сердца с такой поразительной лёгкостью и быстротой, что впоследствии они и сами не понимали, как оказались в числе его обожателей!

Знаете, мисс, когда мне становится невмоготу, я всегда еду к Дайверам. Я ведь знаю, что стоит мне побывать у них, как пройдёт неделька-другая — и мне захочется на войну!

Её исполненные простодушной веры глаза сияли от выступивших слёз. У неё было такое чувство, как будто это она сбежала, наконец, подальше от всех язвительных тирад и похотливых взглядов «взрослого» мира — и пришла домой!