О.В. Чехова

твои глаза должны быть на уровне детских глаз.

писал поэт Кавафис:

Для некоторых наступает день,
когда они говорят или великое ДА,
или великое НЕТ

Дизайну не требовалось спасать народы и людей. Достаточно того, что он помогал постичь но-вое искусство разговоров ни о чем, предшествующих сути беседы. То есть денег

Пару лет спустя я прочитал репортаж о человеке, который похожим образом объяснял расходы в фирменном магазине «Краковский буфет» (121). Семейное торжество, напряженное молчание, и тут на столе появляется ветчина. Всеобщее оживление: «Что? Где? Сколько дал?! Сколько-сколько?!» Конечно, в случае кризиса такие дискуссии можно вести и о товарах из ближайшего супермаркета.
Я задумался: не наш ли это клиент, этот любитель деликатесов? Вполне возможно.
Точно можно сказать одно: дизайн — средство от неловкого молчания

Мое внимание привлек гарнитур пээнэровской мебели, оклеенный чем-то разноцветно-геометрическим. Описание гласило, что узор повторяет рисунок свитера, в котором выступает звезда какого-то юмористического шоу.
Это характерный концепт. Наше отношение к прошлому дизайна — смесь гордости и смущения. С одной стороны, тяга к скромности и аскетизму. Уважение к прежним достижениям. А с другой — дурачество, издевка, юмор из серии «мужчина, вас тут не стояло» и атмосфера комедий Станислава Бареи (119).
Так мы рассказываем о своем скромном прошлом. Вроде с гордостью (как-никак, наши корни), но и с опаской. Рассказываем, всегда готовые обернуть признание в шутку. Съязвить первыми, пока над нами не посмеются другие.
Мы не чувствуем в себе достаточно сил, чтобы спокойно посмотреть назад. Волны ностальгии заливают прошлое, перемешивая истинные достижения с дешевкой.
Глядя на узорчатую мебельную стенку, я почувствовал, что совершенно не тоскую по социалистическому дизайну. Я тоскую по тоске. По значению, которым когда-то наделял слово «дизайн». По вере в предметы

В девяностых я работал в дизайнерской компании, торговавшей компьютерами. Идея была новаторской: наш клиент мог купить одновременно и горшок, и гончарный круг.
Мы сидели на четвертом этаже бывшей типографии и продавали технику нишевого производителя из Калифорнии. В те времена еще не было ни айсторов, ни айпадов. Приставка «ай» только начинала карьеру в маркетинге, а символом современности оставалось слово «онлайн» и цифра 2000.
Джонатан Айв (120) как раз расправлял крылья. Новые ноутбуки Apple были похожи на цветные пластиковые мыльницы — райские птицы среди офисной техники. Не говоря уже о высоком качестве исполнения, прочных материалах, надежности и чем-то там еще

Академии изящных искусств об этом не рассказывают, но художники-графики работают с языком.
Поэтому мы вовсе не беспомощны. Ибо мы здесь. Именно в этом месте. В этом времени и с этими людьми. Пока нам есть что сказать о вопросах, которые нас интересуют, мы — самобытны.
И мы — нужны.

Глядя на узорчатую мебельную стенку, я почувствовал, что совершенно не тоскую по социалистическому дизайну. Я тоскую по тоске. По значению, которым когда-то наделял слово «дизайн». По вере в предметы.

Искусство писать пером подобно фехтованию или танцу. Толщина линии меняется в зависимости от наклона пера и угла наступления. Атака. Шаг назад (за пером тянется дугообразный след). Прыжок. Элегантный разворот.

Маленькая подсказка — если вы хотите, чтобы клиент согласился на что-то красное, всегда говорите: «Бургундский».
Вот почему на производителей красок работают лучшие поэты. Краткая подборка, иллюстрирующая полет мысли, из каталога компании «Дулюкс»:

● Шелест трав.
● Тайна гейши.
● Атлантическое приключение (кажется, тут есть некая связь с нашей зарубежной политикой?).
● Свита фараона (свита в жилетах дорожных работников).
● Невинная роза.
● Розовая безмятежность (безмятежность как будто слегка замутнена).
● Кофе с другом (очевидно, цвет кофе без друга существенно отличается. Не говоря уже о кофе с врагом)